Наука и миф

Наука и миф

В подходе к проблеме соотношения между мифом и наукой можно выделить несколько точек зрения.

1. Просветительская концепция, уходящая своими корнями в классическую новоевропейскую философию и десакрализованную культуру Нового времени. Впоследствии просветительская концепция смыкается с эволюционистской парадигмой, с точки зрения которой процесс развития общества рассматривается как прогрессивный, господство мифологического сознания сравнивается с «детством человечества», а появление науки - с достижением фазы зрелости (О. Конт).

2. Концепция плюрализма и несоизмеримости типов мышления, в частности научного и мифологического. В рамках классической философии прорыв эволюционизма

в вопросе о соотношении науки и мифа был осуществлен философией немецкого романтизма (И. Г. Гердер, Ф. Новалис, Ф. Шлегель). В философии XX в. уравнивание в правах науки и мифа явилось парадоксальным итогом развития неопозитивизма, начинавшего как раз с противоположного - с программы очищения языка науки от элементов мифа и метафизики. Однако очищение науки от метафизических идей обернулось столь грандиозной релятивизацией самой рациональности, что границы между наукой и мифом становятся все более и более размытыми. В конечном итоге философия постпозитивизма начинает рассматривать науку и миф как явления одного порядка. (П. Фейерабенд, Т. Кун, Н. Гудмен). Характерно афористичное высказывание П. Фейерабенда о том, что наука - это миф XX в. Идея несоизмеримости научного и мифологического типов мышления в XX в. основывается также на полевых этнографических исследованиях: Л. Леви-Брюля, исследовавшего различия между научным и «пралогическим» мышлением, а также Э. Сепира и Б. Уорфа, выдвинувших гипотезу лингвистической относительности.

3. Еще более радикальная, по отношению к эволюционизму, смена взгляда на соотношение мифа и науки связана с концепцией, которая рассматривает науку не просто как однопорядковое мифу явление, а как некую усеченную и вырожденную форму мифа, а миф - как творящие недра онтологии и арсенал первосимволов, дальше которых не может пойти рационализация. Одним из родоначальников этой позиции в рамках классической философии был Ф. Й. В. Шеллинг. В постклассической и неклассической философии эта идея присутствует в целом ряде направлений. Например, согласно концепции О. Шпенглера рациональная мысль возникает лишь в некоей промежуточной зоне движения культуры от порождающего мифа к мифу «второй религиозности», знаменующей собой закат данной культуры. Наиболее радикальным образом противостоит эволюционистской парадигме философия традиционализма, связанная с идеологией, т. н. «консервативной революции» (Г. Вирт, Р. Генон, А. Дугин, Ю. Эвола, М. Элиаде). С мифологической эпохой здесь связывается наличие Примордиальной Традиции, а современная наука, как и вся обозримая история, рассматривается как результат не эволюционного, а, наоборот, инволюционного процесса все убыстряющейся деградации, забвения Традиции и утраты подлинного знания (Р. Генон). «Вечное возвращение» мифологического времени противопоставляется линейной темпоральности религиозного и научного сознания, появляющихся после катастрофы «впадения в историю»; все формы сознания рассматриваются как криптомифологичные: религия криптомифологична, а наука крипторелигиозна (М. Элиаде).

4. Наконец, поиск общей точки отсчета, которая стала бы условием соизмеримости между мифом и наукой, в философии XX в. оказывается так или иначе связанным с таким феноменом, как язык. Философия символических форм Э. Кассирера, а затем философия структурализма (Р. Барт, К. Леви-Стросс) и постструктурализма (Ж. Бодрийар, Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Деррида, М. Фуко) объединяют анализ мифа и анализ рационального познания в одном гомогенном поле исследования, рассматривая их как разновидности семиотических систем и модификации некоей универсалии: Языка, Структуры или Дискурса как такового. С другой стороны, идея единого языка сама оказывается одним из самых грандиозных мифов XX в. В ситуации того плюрализма истин, которого не избежала сегодня даже фундаментальная наука (наличие «неприводимо различных теорий»), все более происходит смещение ориентиров с проблемы истины на проблему языка: единой в этой ситуации может быть уже не истина, а лишь язык, который обеспечивал хотя бы возможность диалога и позволял бы отличать если не истину от заблуждения, то хотя бы смысл от бессмыслицы. Причем выясняется, что на роль единого языка не может претендовать язык математики, символической логики или точного естествознания, поскольку любой искусственный язык неизбежно производит уходящую в бесконечность лестницу метаязыков. Как следствие, в философии совершается поворот к естественному языку, который всегда неизбежно отягощен элементами мифа и продуцирует мифы. Так поворот к языку (лингвистический поворот) в современной философии оказывается тесно связанным с поворотом к мифу. Ряд философских учений XX в., воспроизводя мысль Ф. И. В. Шеллинга о том, что язык -это стершийся миф, самые разнообразные, как мифологические, так и научные построения («региональные мифологии») начинают рассматривать как след распавшегося и забытого ныне протоязыка: «абсолютного мифа» (А. Ф. Лосев), языка архетипов (психоанализ), археструктур (структурализм и постструктурализм), проторунического письма (Г. Вирт) или магического языка имен собственных, слова которого, в отличие от всех ныне существующих слов, не были произвольными метками вещей, а еще хранили в себе творящие энергии бытия (русское имяславие: А. Ф. Лосев, П. Флоренский). В самих фундаментальных идеях науки (напр., законе сохранения энергии) в данном случае усматривается некий трансрациональный источник - след изначального мифологического языка архетипов, который, составляя символическую основу всех мифологий, в очередной раз всплывает из глубин коллективного бессознательного уже под видом той или иной научной идеи (К. Г. Юнг).

Можно выделить ряд черт, отличающих миф от науки.

Мифологические онтологии являются космогониями (а не космологиями), т. е. сосредоточиваются на двух основных событиях: событии начала и событии конца мира. В научной же картине мира как раз наоборот: вопрос о начале и вопрос о конце - это то, чего научный дискурс всеми силами старается избежать: вопросы такого рода приводят науку к парадоксам (как и проблема актуальной бесконечности). Наука исследует мир хоть на доли секунды, но спустя после начала (напр., события Большого Взрыва) и хоть на доли секунды, но прежде конца. Стратегия научного дискурса - это бесконечное растягивание и дробление промежутков между космогоническими событиями начала и конца; космогония трансформируется в космологию.

Реальность мифа конституируется из онтологического центра, связанного с идеей сакрального. В науке центр смещается к сознанию субъекта-наблюдателя, и онтология трансформируется в «картину мира», открытую для обзора и удаленную от субъекта на некоторую дистанцию. Научная картина мира немыслима без указания на то место и время, с которого производится обзор, - того «здесь и теперь», которое является точкой сборки для трансцендентального субъекта-наблюдателя. Миф же не является «картиной мира», это не противостоящий сознанию мир предметов, а объемлющая онтология, в которой человек не является трансцендентальным субъектом: он не наблюдает, а живет в мифе.

Различие между мифом и наукой в употреблении языка - это различие между магическим и реляционным словом. В первом случае слово воспринимается не как метка реальности, а как элемент самой реальности. Во втором случае слово теряет онтологическую плотность, становясь лишь узлом в сети семиотической системы отношений.

Если наука все более эволюционирует в направлении дигитального типа мышления, то для мифологического мышления характерен аналоговый тип (различение дигитального и аналогового типов мышления восходит к трудам Г. Бейтсона). В первом типе мышления совершается реконструирование непрерывного процесса из множества атомарных дискретных моментов; во втором случае напрямую передается непрерывный рисунок реальности, в котором нет четких границ, отделяющих одну вещь от другой; все вещи подвержены непрерывным метаморфозам; каждая вещь и каждое существо способны превращаться и даже одновременно быть любой другой вещью и существом («логика оборотничества», «закон партиципации»). В отличие от дигитального мышления, тяготеющего к двоичному коду «утверждение-отрицание», для аналогового мышления нет ни абсолютного утверждения, ни абсолютного отрицания. Рациональный дискурс со всех сторон окружен «не»; миф же не знает чистого «не», категории «ничто» и абсолютного отрицания. Небытие и ничто для мифологического мышления равнозначны метаморфозе в иное «нечто». Мифологические представления о мире антропоморфны: человек понимается как микрокосм, а мир - как макроантропос; считается, что человеческие действия имеют непосредственное влияние на мироздание, и человек призван поддерживать порядок космоса посредством ритуального повторения космогонических мифов, без которого представленное самому себе мироздание подвержено с точки зрения мифологического сознания неизбежной эрозии. Если в мифе все вещи представляются по аналогии с человеком, то в науке, наоборот, человек рассматривается по аналогии с вещами, как вещь в ряду других вещей. Однако некоторые черты современной фундаментальной науки: антропный принцип современной космологии; бутстрап и холономный подходы (Д. Бом, Ф. Капра, Д. Чу) - воспроизводят отдельные черты древнейшего сознания, а некоторые направления современной психологии (система НЛП, трансперсональная психология) напоминают древнейшие магические практики и обряды инициации, что дает основание говорить о ремифологизации.

Ю. М. Дуплинская

Источник: Общие проблемы философии науки: Словарь для аспирантов и соискателей / сост. и общ. ред. Н. В. Бряник ; отв. ред. О. Н. Дьячкова. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2007. – С. 123-126 (318 с.)